Инна Живетьева - Орлиная гора
– Нина, поменяй свечи, – велела мама скользнувшей в комнату служанке.
Тени отступили в углы. Княгиня опустилась в кресло, посмотрела на сына. Княжич встал: он был готов и к ласковым уговорам, и к приказу.
И верно: сначала взывала к благоразумию, потом угрожала материнским гневом. Не добившись своего, Лада вспылила: схватила мундиры, швырнула в руки служанки. Тряхнула сына, чуть не отрывая пуговицы.
– Мама! Ты же венчалась под Орлом! Ты же отцу клялась!!!
Пальцы разжались. Митька отскочил, мотнул взъерошенной головой. Такая горькая обида захлестнула его, что в голосе зазвенели подступившие слезы:
– Это же наш род!
Мать устало осела в кресло, махнула рукой:
– Нина, положи мундиры.
Торны редко наезжали в столицу, но пожилой управляющий следил за хозяйством безупречно. Достаточно отпереть господские покои, снять чехлы с мебели, распахнуть шторы – и хоть гостей принимай. Княгиня Полина жила в Турлине уже больше месяца, но дом все казался необжитым, точно приехала госпожа только утром. «Так всегда бывает, – думал Темка, – когда хозяевам нет до него дела».
Первые дни в городе он почти и не помнил. В дороге как-то держался, но, оказавшись в знакомой спальне, растекся, будто кисель по тарелке. Приходил лекарь – болью отзывались руки, мучительно чесался ожог на щеке, горела спина. Подносили к губам чашку – то с колодезной водой, то с горьковатым холодным настоем, то с горячим, пахнущим земляникой отваром.
Потом посещения лекаря стали проходить легче. Пальцы на правой руке уже двигались свободно, повязка осталась только на запястье. В левой еще жила боль, но и она казалась не страшной. Приходил Шурка, горестно смотрел запавшими глазищами. Раз, кажется, была Лисена – вряд ли у кого еще сыщется такая рыжая растрепанная коса, упавшая на подушку. И когда бы Темка ни открыл глаза, ни позвал бы, даже шепотом, – мама тут же оказывалась рядом.
В одну из ночей туманящая слабость наконец отступила, и утром княжич проснулся, как от толчка: Митька! Княгиня дремала в кресле, вплотную придвинутом к постели.
– Мама! Ну мама! – затеребил ее Темка. – Какой сегодня день? Княжич Дин, он уже был у короля?
Княгиня потерла лоб:
– Нет, я не слышала, чтобы собирали Совет. Как ты?
– Мне нужно к нему, обязательно. Мам!
Темка сел, повел плечами; боль не вернулась.
– Я узнаю, а ты лежи. Куда сорвался?!
Княжич упрямо опустил босые пятки на пол.
– Что с Александером?
Отсюда уехал сражаться с мятежниками отец. Темка вспоминал об этом каждый раз, выходя на широкое крыльцо. Вот тут стоял князь, и адъютант уже привел оседланного Гнедко. Сейчас они где-то недалеко от Миллреда, и Олень-покровитель не сможет закрыть от всех пуль. Как не закрыл в том бою убитых Росс, не отвел беду от Александера.
Завтра Темка попросит у короля разрешения поехать к отцу. Ему уже пятнадцать, он взял родовой меч. Эдвин не сможет отказать!
Вот только завтра и Митьке стоять перед Советом. Шакалья задница, ну почему им не дали встретиться?!
Распахнулась дверь. Темка посторонился, пропуская лекаря. Следом выскочил сумрачный Шурка.
– Ну?
Мальчишка сглотнул и отвел глаза. Прогрохотала по двору карета, выкатила за ворота. Слуга вложил засов в пазы, глянул тревожно на капитанова сына – Александера знала и столичная челядь.
– Ну!
– Он говорит, руку отрезать надо, – слезы брызнули из глаз, но Шурка уже не стеснялся. Всхлипнул, навалился на перила.
У Темки зашумело в ушах.
Двери не успевали захлопываться за бегущим княжичем. Он ворвался к капитану без стука, заставив вздрогнуть сидевшую на постели Дарику. Сердце колотилось где-то под ребрами, мешая сделать последний шаг. Густой воздух, полный запаха лекарств и воспалившейся плоти, с трудом процедился в легкие.
– Нельзя вам, княжич, так бегать, – ровно сказала женщина, и Темке показалось: Шурка ошибся, неправильно понял! Но капитан лежал, уткнувшись лицом в колени жены, и не поднимал голову. Дарика гладила его по волосам, точно маленького Шурку.
Княжич шагнул в коридор, осторожно прикрыл дверь. Ты несправедлив, Росс.
Мама сидела у окна, опустив вышивку на колени. Окна сиреневой гостиной выходили в сад, на перекрестье посыпанных песком тропинок. В теплом солнечном пятне кувыркался кот, терся спиной. Княгиня бездумно смотрела на его игры.
– Мне нужно в замок, увидеться с Митькой, – резко сказал Темка, останавливаясь рядом с креслом.
Княгиня встала – забытые пяльцы соскользнули на пол, – быстро шагнула к сыну.
– Не сейчас, Темушка. Завтра, после Совета.
– Мне нужно – сейчас, – княжич тронул ножны, скрывающие сталь с чужим гербом. – Мам, ты же сама говорила, что Дины не пленники. Разве что-то изменилось?
Молчание сгустилось, повисло душным маревом. Княгиня неторопливо подняла вышивку, повертела в руках. В темно-багряной грозди маальвы не хватало нескольких цветков, как вчера и позавчера – мать не положила ни одного нового стежка.
– После Совета, – она не взглянула на сына, пристально изучая незаконченный рисунок.
– Мама, он мой друг!
– А ты мой сын!!! – вышивка полетела в угол.
Темка вздрогнул. Он ни разу не видел мать в гневе, и все приготовленные слова выскочили из головы. Изумленный, он слушал лихорадочный шепот.
– Позавчера казнили графа Николия. Арестовали всех, кто приезжал к нему в замок этим летом. Месяц назад нашли мертвыми Коршей, их сыну не исполнилось и двенадцати! С ним была помолвлена дочка Максия – так князю запретили выезд из столицы, королевские стражники ежедневно наведываются к их дому, следят в открытую. Никто не знает, все ли мятежники присоединились к Кроху, кто еще замешан в заговоре. – Голос взвился до крика: – Хватит того, что тебя чуть не убили на границе! Ты подойдешь к Дину только после Совета!
– Мама, ты что?.. Мам, да он же… Да при чем тут… Мама, он же меня там спасал, если бы не он, Герман бы меня убил!
– Если бы не он, ты бы вообще не пошел в Южный Зуб, – отчеканила княгиня.
Вспомнились отчаянные Митькины глаза, полные боли – не его, Темкиной! – за мгновение до того, как коснулось щеки раскаленное железо. Как выпрямился княжич Дин в мундире со споротыми нашивками, точно перед расстрелом.
Темка достал Митькин нож, положил на ладонь. Мать охнула, прижала пальцы к губам:
– Кто еще это видел?!
Княжич предусмотрительно отдернул руку.
– Убери подальше, пожалуйста, – горько сошлись на переносице брови, Темке стало жалко маму. – Сынок, ну потом достанешь.
